Иноземец
– Скажи мне, таинственный незнакомец, кого ты любишь больше? Отца, мать, сестру, брата?
– У меня нет ни отца, ни матери, ни сестры, ни брата.
– Друзей?
– Вы произнесли слово, смысл которого до сих пор от меня ускользал.
– Родину?
– Я не знаю, на какой широте она находится.
– Красоту?
– Если бы она была бессмертной богиней, я был бы не прочь ее полюбить.
– Золото?
– Я ненавижу его, как вы ненавидите Бога.
– Тогда что же ты любишь, странный иноземец?
– Облака… Плывущие облака… там, высоко… Волшебные облака!

    Шарль Бодлер (Поэмы в прозе)

Когда появляется время и решаешь что-нибудь почитать, то возле кровати появляется стопа раскрытых, как бы надкусанных книг, которые ты так и не захотел съесть до конца. Так случилось с Франсуазой Саган и ее Волшебными облаками. Книга была куплена давно, да и надо же наконец открыть ее! И эпиграф такой чудесный, подумалось Закладке и начала она читать. Но ко второй странице ей стало ужасно скучно от беспечной жизни французов: лежат на берегу моря, пьют бакарди и страдают… жаль в библиотечном блоге нельзя ругаться… Страдают и страдания всех этих жаков-этьенов-жульенов так далеки от нашей жизни, что плюнула Закладка и полезла на стул. Так делает одна читательница у нас, которая считает, что на верхней полке все самое интересное. А на верхней полке личной папиной библиотеки стояли старенькие книжки, которые убрали с глаз долой, чтобы они не портили своими корешками общего вида. Так-с..«Звезды над Самаркандом», «Мы исчо встретимся, полковник Кребс!» «Путешествие на тот свет»(пока рановато вроде бы), «Русский лес» Леонова, «Судьба» Петр Проскурин. Старая книжка с желтоватыми страницами… И прямо на стуле на Закладку обрушился холодный дождь, и беременная нищенка бредет сквозь тьму и холод, ветер дует ей в правый бок, а в котомке за спиной дразняще пахнут куски намокшего хлеба, который она припасла на потом. И курлыканье журавушек, танцующих на поле, и глаза старухи, подавшей женщине кусок хлеба и желтоватого сала. И смерть и рождение, и вообще все в этой книге говорит о том, что ее я буду пробовать, как самый изысканный десерт, пить понемножку, маленькими глотками в холодные осенние вечера...

Да тут от обычных мыслей главного героя приходишь в восторг, потому что это твое, родное:

… распаскудная такая жизнь, подумал Захар в минутном отупении, в городе небось огни горят и бабы красивые бегают по улицам, где-то море есть, а тут всего-навсего речка Густь в непролазных болотах, да лес, да поле; на святки волки подходят, воют на все лады, мороз и на печи прохватывает от такой волчьей жути. Дома обносившиеся, сопатые ребятишки, сердитая от вечной работы мать и замученная, с красными от недосыпания глазами баба; бросить бы все и податься куда глаза глядят, чтобы и конца-краю не было; идти бы да глядеть людскую жизнь, в одном месте отдохнул, в другом заночевал, в Киев бы или в Москву вломиться…

У меня есть книга. «Судьба» называется. Толстая-претолстая, и потом еще продолжение в таких же двух книгах. Это, знаете, как ощущение, что дома тебя ждет что-то вкусное.

Мне звонил как-то родственник, очень притязательный читатель, я ему не могла найти книжку, а он мне и говорит: «Там есть такие слова:»Жить стало как то стыдно..." Ты представляешь себе, ЧТО это за книга?!"

Это Вам не облака. Тем более волшебные.